России приходится отказываться от своей главной военной теории глубокой наступательной операции, свидетельствует военный эксперт Константин Машовец. Враг быстро учится и пытается приспособиться к современной войне.
Российское военное командование продолжает в процессе организации и планирования применения войск на оперативном уровне опираться на так называемую теорию "глубокой наступательной операции" (если по-простому, то это теория о том, как быстро и эффективно прорвать систему обороны противника на оперативную глубину и куда как дальше “двинуть” свои войска, чтобы добиться успешного конечного результата – разгрома/окружения противника). Именно она рассматривается как наиболее эффективное и полное средство достижения максимально решительного разгрома войск противника и последовательного выполнения поставленных перед войсками задач на оперативном и стратегическом уровнях.
Однако под влиянием нынешних реалий, в ходе нынешней русско-украинской войны , оно вынуждено частично пересматривать основные практические приемы и методы ее применения. Особенно в части взаимосвязи отдельных этапов и элементов. Как выяснилось, целый ряд ее положений и принципов, сформулированных еще до Второй мировой войны, сейчас просто не соответствует реальности, в частности:
– Имеющиеся реальные огневые возможности оперативных группировок российских войск сегодня не в полной мере позволяют обеспечивать коренное снижение уровня устойчивости системы обороны ВСУ, причем не только на оперативном уровне, но даже в тактической зоне. А это, со своей стороны, оставляет российское командование возможности быстро и во всю глубину совершить ее прорыв, что является "базовым" условием проведения такого рода операции.
Иными словами, ныне существующая на тактическом и оперативном уровнях реальная способность российских войск выполнять весь комплекс огневых задач, начиная с огневого подавления противника на переднем крае, заканчивая огневым поражением целей в оперативной глубине войск противника – КП, ПУ, резервов противника и т.д. по своему объему, масштабу и интенсивности просто не позволяет проводить эту самую "оперативную наступательную операцию" должным образом.
Эта ситуация еще больше усложняется, если противник имеет возможности вести эффективную контрбатарейную борьбу и, по сути, сам может наносить эффективное огненное поражение на всю глубину оперативного построения русских войск. Иными словами, российские оперативные группировки войск, на сегодняшний день, не могут с заданной скоростью и эффективностью прорывать оборону противника, который, по крайней мере, сопоставим с ними огневые способности и перешел к оборонным действиям на подготовленных рубежах и позициях. Особенно это касается так называемых "стандартных" параметров наступательных действий, которые вкладываются в понятие "глубокая оперативная операция" (соответствующие темп, размах и скорость).
- Достижение столь важного для успеха "глубокой наступательной операции" элемента, как оперативная внезапность действий войск , в ныне существующих реалиях также - либо вообще невозможна, либо только "условно возможна". Особенно в тех условиях, когда противник имеет вполне эффективные средства и методы ведения разведки, позволяющие ему своевременно понимать смысл перегруппировки российских сил и средств не только на оперативно-тактическом, но даже на тактическом уровнях.
Иными словами, какие-либо сосредоточения, развертывания, или просто перемещение формирований "от батальона" и выше, на сегодняшний день, россиянам скрыть очень трудно. И это также для организации и проведения глубокой наступательной операции становится определенной проблемой.
– Последние “технологические изменения” в комплексе вооружения и военной техники (ОВТ) , которые существенно поменяли самую сущность и содержание действий сил и средств, не просто на оперативном уровне, но и на тактическом, также существенно поменяли “технологию” организации и проведения любых каких наступательных операций.
Неудачные попытки российского командования действовать в рамках и шаблонах ранее существующей теории (огневое подавление противника + “давление и маневр”) без учета технологического фактора мы могли неоднократно наблюдать во время нынешней войны (да, это те же “наступления российских дивизий, бригад и полков в плотных боевых порядках, после интенсивной огневой подготовки, которая просто не обеспечивала должное подавление системы обороны украинских войск). Последний пример с Авдеевкой в этом отношении очень показателен.
Иногда создавалось такое впечатление, что российское командование, во время организации и ведения наступательных действий, просто не учитывает целый ряд технологических факторов — от того факта, что устанавливать минно-взрывные заграждения (МВЗ) теперь возможно дистанционно (причем на достаточно значительных расстояниях), заканчивая тем, что теперь в воздухе висите, образно говоря, целое облако дронов, а боевое управление осуществляется в режиме онлайн. Причем это в полной мере касается не только тактической зоны.
Даже такой пустяк, как существенное сокращение времени боевой реакции украинских войск (если по-простому, это время между моментом обнаружения противника до момента нанесения по нему огневого поражения) почему-то российским командованием в ходе организации собственных масштабных наступательных действий либо вообще не учитывается, либо учитывается. опосредованно”. Они продолжают в классическом формате спокойно выдвигаться на выходные рубежи колоннами, спокойно разворачиваться в боевые порядки и поступать так, как "написано в боевом уставе".
Тот факт, что их теперь могут заметить издали, еще во время выдвижения или в районе сосредоточения (и нанести по ним соответствующее огневое поражение), российскими командирами очень часто не учитывается, или учитывается только формально.
Однако, к сожалению, россияне очень быстро учатся. Выше описаны и ряд других объективных изменений, влияющих на практическое применение российским командованием теории глубокой операции, в последнее время побудило противника к введению целого ряда "новшеств" в свои действия на оперативном уровне. В частности:
– Российское командование в рамках наращивания огневых способностей своих оперативных группировок стало формировать достаточно мощные новые части и соединения , включая даже артиллерийские дивизии (2-х бригадного состава). Происходит достаточно значимое наращивание количественного состава уже развернутой артиллерийской составляющей этих группировок. Увеличивается в составе в количественном измерении доля артиллерии больших калибров (так называемая, артиллерия большой мощности).
– Противник достаточно активно пытается противодействовать нашей армейской разведке на оперативном уровне . Причем использует целый спектр методов и средств. Иногда, достаточно нетривиальны. Например, достаточно серьезно занимается легендированием тех или иных перемещений своих формирований, активно использует для этой цели дезинформацию, в том числе в публично-информационной сфере, “дробит” перемещение любых своих более или менее значительных формирований методом “россыпи” (это когда из и объединение войск перемещаются более “мелкими” частями, разными маршрутами, в различные районы сосредоточения и т.п.), активно реализует в оперативных и тактических тылах фильтрационно-заградительные мероприятия, занимается радиомаскированием и т.д.
– Происходит перераспределение между структурными частями оперативных группировок противника в соответствии с нововведениями. Можем наблюдать, как основная масса частей и соединений противника, имеющих достаточно высокий уровень мобильности, при организации масштабных наступательных действий держится во вторых эшелонах, а атакующие и штурмовые действия в тактической зоне для прорыва системы обороны украинских войск проводит преимущественно пехота ( различные стрелковые/штурмовые подразделения и части).
В этом отношении следует отметить и растущий уровень гибкости российского командования, демонстрируемое оно в отдельных случаях. Если быстро достаточно глубоко прорваться с ходу значительными подвижными подразделениями и частями им не удается, они переходят к методу прогрызания (штурмовая пехота + массированная артиллерийская поддержка), отводя основную массу бронетехники от переднего края. Однако нет никакого сомнения, что если им удается "достаточно прогрызть", то эти механизированные и танковые подразделения немедленно будут введены в эту "дыру".
– Россияне достаточно интенсивно пытаются адаптироваться и к собственно “технологическим” изменениям , от активного развития собственных средств РЭБ, заканчивая попытками внедрения роботизированных систем вооружения. К примеру, они сейчас активно разрабатывают собственные “морские дроны”, новые системы боевого управления, включая программное обеспечение к ним. Насмотревшись на нашу "Кропиву" и другие боевые программы, пробуют "смастерить" нечто подобное себе.
Подытожим.
По-моему, в среднесрочной перспективе мы, вполне возможно, можем столкнуться с "творческой переработкой" российским командованием их основной "теории глубокой операции" на современный лад. Очевидно, что наш противник постепенно созревает к этим изменениям. Причем это может касаться целого ряда ее элементов, как на тактическом, так и на оперативном уровнях. От изменения типового организационно-штатного состава оперативной группировки войск противника до количественного и качественного уровня вооружения и оснащения частей и соединений, его составляющих.
